Роберт Хайнлайн - Звездный зверь [= Звездное чудовище]
— Если они что-то затевают против меня, им придется иметь дело с моей матерью.
— Нет, это не так. Я уже узнавала. После того, как твой отец составил завещание, она не имеет права тронуть ни одного цента.
— Неужели? — с сомнением спросил он.
— Ох, да поторопись же! Если мы сумеем убедить суд, закон будет на нашей стороне.
— Ну, ты и проныра, Бетти. — Джон Томас проскользнул сквозь загородку, обернулся и сказал:
— Лумми, я буду через минуту. Ты оставайся здесь.
— Почему? — спросил Луммокс.
— Не спрашивай «почему?». Просто жди меня здесь.
— Хорошо.
На лужайке перед зданием суда уже собралась толпа; люди глазели на Луммокса в его новых владениях. Шериф Дрейзер отдал приказ обнести этот участок канатами, и двое его сотрудников следили, чтобы соблюдался порядок. Молодые люди поднырнули под ограждение и пробились сквозь толпу к ступенькам суда. Нотариальная контора была на втором этаже; в ней они обнаружили ее главу, сухопарую старую деву.
Мисс Шрейбер выразила ту же точку зрения на факт регистрации Луммокса, какую и ожидал Джон Томас. Но Бетти возразила, что в функции провинциального чиновника не входит решать, что именно человек волен определять как свое движимое имущество, и тут же привела совершенно фантастическую историю, как один человек потребовал зарегистрировать в качестве своего движимого имущества двойное эхо. Мисс Шрейбер неохотно заполнила соответствующие бумаги, получила причитающийся налог и вручила им заверенную копию.
Было уже почти десять часов, Джон Томас выскочил и торопливо побежал вниз. Он остановился, лишь когда Бетти влезла на площадку напольных весов.
— Поторопись, Бетти, — попросил он. — У нас для этого нет времени.
— Я уже давно не взвешивалась, — сказала Бетти, разглядывая себя в зеркале. — И кроме того, мне надо привести в порядок макияж. Я должна выглядеть как можно лучше.
— Ты и так прекрасно выглядишь.
— О, Джонни, никак это комплимент?
— Это не комплимент. Поторопись. Я еще должен кое-что сказать Луммоксу.
— Спусти пары. Ты должен выглядеть не меньше, чем на десять тысяч. — Она разгладила брови, затем придала им окраску по модели «мадам Сатана» и решила, что это делает ее старше. Потом она решила нарумянить щеки, но отказалась от своего намерения, увидев, что Джонни уже закипает. Они выскочили из здания суда.
Несколько минут было потрачено на то, чтобы убедить полисмена, что у них есть право оказаться по ту сторону загородки. Джонни увидел, что у клетки Луммокса стоят двое мужчин. Он прибавил шагу:
— Эй! Вы, двое! Уходите отсюда!
Судья О'Фаррел обернулся и моргнул:
— Почему вы так взволнованы, молодой человек?
Его спутник повернулся, но промолчал.
— Я? Во-первых, я его хозяин. Он не любит, когда на него глазеют посторонние. Поэтому идите вон туда, за канаты. — Он повернулся к Луммоксу:
— Все в порядке, малыш. Джонни с тобой.
— Привет, Джонни.
— Как поживаете, судья?
— Добрый день, Бетти. — Судья посмотрел на Бетти, словно пытаясь понять, в кого она превратилась, затем повернулся к Джону Томасу:
— А ты, должно быть, из дома Стюартов. Я — судья О'Фаррел.
— Ох, простите меня, судья, — сказал Джон Томас с пунцовыми ушами. — Я думал, вы просто зевака.
— Естественно. Мистер Гринберг, это мальчик Стюарт… Джон Томас Стюарт. Молодой человек, это Досточтимый Сергей Гринберг, специальный Посланник Межзвездного Департамента. — О'Фаррел обернулся. — Ах, да… Это, мистер Посланник, мисс Бетти Соренсен. Бетти, что за глупости ты сделала со своим лицом?
Бетти с достоинством проигнорировала это замечание.
— Имею честь приветствовать вас, мистер Посланник.
— Прошу вас — просто «мистер Гринберг», мисс Соренсен. — Гринберг повернулся к Джонни: — Вы имеете какое-то отношение к тому Джону Томасу Стюарту?
— Я Джон Томас Стюарт Одиннадцатый, — спокойно ответил Джонни. — Наверное, вы имеете в виду моего пра-пра-прапра-дедушку.
— Скорее всего, так оно и есть. Сам-то я родился на Марсе довольно далеко от той статуи. Я не знал, что ваша семья имеет отношение к этому делу. Может быть, как-нибудь попозже мы поболтаем об истории Марса.
— Я никогда не был на Марсе, — признался Джонни.
— Да? Удивительно. Хотя вы еще так молоды.
Бетти слушала их разговор, навострив уши, и пришла к выводу, что этот судья, если это именно он, должен быть мягче и покладистее, чем О'Фаррел. Ведь припомнить, что с фамилией Джонни что-то связано… это нельзя скидывать со счетов.
— Вы заставляете меня проиграть два пари, мистер Стюарт, — продолжал Гринберг.
— Простите, сэр…
— Относительно этого создания. Я думал, вряд ли удастся доказать его происхождение «откуда-то ВНЕ». Я ошибался: эта громадина родом, конечно, не с Земли. Но, кроме того, я был уверен, что если оно и окажется В. — З. — происхождения, то в моей деятельности приходилось сталкиваться с такими существами… по крайней мере на картинках. Но сейчас я просто ошеломлен. Кто он и откуда явился?
— Это всего лишь Луммокс. Так мы его зовем. Мой прапрадедушка привез его на «Летающем Лезвии»… это был его второй рейс.
— Так давно? Ну что ж, это кое-что проясняет во всей этой таинственной истории; полет состоялся еще до того, как наш Департамент стал вести свои записи… точнее, еще до того, как появился сам Департамент. Но я все еще не могу понять, как это милое создание могло исчезнуть, не оставив и следа даже в исторических книгах. Я читал о рейсе «Летающего Лезвия» и помню, что они привезли много экзотики. Но такого я не припоминаю… кроме того, все внеземные существа в те дни были большой новинкой.
— Видите ли… Словом, капитан не знал, что Луммокс на борту. Прапрадедушка пронес его на корабль в своей сумке и так же вынес.
— В своей сумке?
— Гринберг не мог оторвать глаз от необъятной фигуры Луммокса.
— Да, сэр. Конечно, Луммокс был тогда куда меньше.
— В таком случае я вынужден поверить.
— У меня есть его снимки. Он был ростом со щенка колли.
— Мда… Он напоминает скорее трицератопса, чем колли. Не слишком ли дорого вам обходится его кормежка.
— О, нет. Лумми ест все. Ну, почти все, — торопливо поправился Джон Томас, бросив опасливый взгляд на стальные брусья. — И он вообще может долго обходиться без еды. Да, Лумми?
Луммокс лежал, вытянув все свои ноги и демонстрируя бесконечное терпение, что он мог делать, когда это было необходимо. Поглядывая на Бетти и на судью, он слушал болтовню своего друга и мистера Гринберга. Услышав вопрос, он открыл свою огромную пасть:
— Да, только мне это не нравится.
Мистер Гринберг поднял брови:
— Я не знал, что он относится к типу с речевым центром.
— Что? О, конечно. Лумми болтал, еще когда мой папа был мальчиком… Да, надо же вас познакомить. Эй, Лумми… Я хочу представить тебе мистера Посланника Гринберга.
Луммокс посмотрел на Гринберга без всякого интереса и сказал:
— Как поживаете, мистер Посланник Гринберг?
Привычную форму приветствия он выговорил достаточно ясно, а имя и титул пробормотал.
— Здравствуйте, Луммокс. — Гринберг рассматривал Луммокса, пока часы на башне суда не пробили десять часов. Судья О'Фаррел повернулся к нему:
— Десять часов, мистер Посланник. Я думаю, нам пора начинать.
— Не спешите, — рассеянно сказал Гринберг, — слушание все равно не начнется, пока мы здесь. В этом расследовании меня интересует один аспект. Мистер Стюарт, каков ОКИ, относительный коэффициент интеллектуальности у Луммокса в сравнении с человеческой шкалой?
— Что? Ах, это… Я не знаю, сэр.
— Господи Боже, неужели никто не пытался его установить?
— В общем-то нет, сэр… То есть я имею в виду «да, сэр». Кто-то пытался предлагать ему какие-то тесты во времена моего дедушки, но дедушке так не понравилось, как они обращались с Луммоксом, что он прогнал всех. С тех пор мы стараемся, чтобы посторонние не общались с Луммоксом. Но он очень сообразительный. Можете сами убедиться.
— Это животное, — прошептал судья О'Фаррел на ухо Гринбергу, — не более сообразительное, чем такса, особенно, если оно может, как попугай, подражать человеческой речи. Я знаю.
— Я все слышал, судья, — возмущенно сказал Джон Томас. — Вы просто предубеждены!
Судья собрался было ответить, но Бетти перебила его:
— Джонни! Помнишь, что тебе говорила… все разговоры буду вести я.
Гринберг не обратил на нее внимания.
— Были ли какие-нибудь попытки изучить его язык?
— Сэр?
— Мда… скорее всего, нет. И он мог попасть сюда в таком юном возрасте, что просто еще не умел разговаривать… на своем собственном языке, я имею в виду. Но какой-то центр речи должен быть; для ксенологов утверждение, что центр управления речью имеется только у тех существ, которые могут его использовать, давно стало общим местом. Иными словами, он никогда бы не смог освоить даже зачатки человеческой речи, если бы его соплеменники не использовали вербальную форму общения. А писать он умеет?
